– Я много ругаюсь. Мои коллеги уже понимают, что я так справляюсь со стрессом. У нас это общее.
Также нужно быстро понимать, на что я могу повлиять, а на что нет. Я не питаю иллюзий, что будет легко, не ищу легких путей. Есть неприятные решения, которые нужно принимать.
С самого начала никто совсем не готов к тому объему вызовов, с которыми мы сталкиваемся.
По международным протоколам нельзя проводить эвакуации, если нет огневого преимущества на поле бои. У нас ее почти никогда нет. Это не значит, что мы не будем проводить эвакуации?!
Война – ужасная. Ранения совершенно разные. К обычным пулевым и осколочным ранениям добавились еще и ранения от сбросов с дронов. Это невероятно усложняет жизнь. Сейчас уже не так просто спасать ребят. На машине уже спокойно не подъедешь за ранеными, поэтому приходится иногда километрами нести ребят на руках. К тому же нужно понимать, что если есть один раненый, то за ним последуют минимум 4 бойца, а это потенциально — еще 4 раненых. Это очень сложно.
На войне очень тяжело контролировать свое ментальное здоровье. Боевые действия сильно меняют людей. Некоторых они ломают, а некоторых наоборот — делают крепче. Но главное — несмотря ни на что оставаться человеком.
Я хочу остаться эмоциональным человеком. Хотел бы, чтобы у меня было время отпустить все, что со мной произошло.
Хотелось бы выплакаться, этого не стоит скрывать, мы все живые люди, мы все чувствуем. Нам горько, когда мы теряем брата по оружию. Перед кем мы будем притворяться? Перед своими собратьями?
С 2014 по 2019 годы мы не справились с этими вызовами ментально и психологически.
Я думал об этом еще в 2015 году. А сейчас к нам приходят молодые командиры, в то время еще ходившие в 9-й класс. Выходит, что мы это уже передали следующему поколению. Если мы хотим передать войну еще на одно поколение, то и дальше можно прятать голову в песок и не принимать войну как реальность.
Комментариев нет:
Отправить комментарий